Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
Праздник Богоявления, или Крещения Господня, за предшествующие два десятилетия наряду с праздниками Пасхи и Рождества Христова стал, как кажется, одним из самых популярных праздников, в том числе и среди людей, по существу, далёких от подлинной церковной жизни. Но, как нередко это бывает, так называемые далёкие от церковной жизни люди, пытающиеся в своей довольно серой и обыденной жизни заполучить себе ещё один праздник, в чём-то очень выразительно выявляют определённого рода стороны, не лучшие стороны, духовной жизни тех из нас, кто почитает себя подлинно церковным человеком и, как кажется ему, воспринимает каждый церковный праздник, в особенности Крещение, как нечто действительно для него значимое.
Мы можем или раздражаться, или возмущаться, или тяготиться тем, как органично этот праздник вошёл в череду развлечений современных людей. Но все эти бесконечные иордани, появляющиеся там даже, где и льда на поверхности водоёмов нет, эти купания то ли оправославленных моржей, то ли просто людей, жаждущих какого-то психофизиологического драйва и вообще не способных задуматься над тем, в чем они участвуют, затмевают представление о празднике для многих. Но в то же время надо задуматься и нам, христианам, о самих себе. Отдаём ли мы себе отчёт в том, что праздник Крещения, которым завершается святочный период, на самом деле обращает нас к очень серьёзным и отнюдь не таким уж лучезарным мыслям о самих себе? Кажется, что может значить для нас этот праздник, если мы все прошли через Крещение? Крещение состоялось в нашей жизни, и праздник Крещения Господня лишний раз должен утвердить нас в том, что, пройдя через то крещение, через которое прошёл Спаситель, мы если уж и не уподобились Ему в полной мере, то во всяком случае приобрели санкцию ощущать себя христовыми.
Поэтому давайте, как и в праздник Рождества Христова, попытаемся вернуться, может быть, к той исторической реальности, которая сопровождала событие Крещения Господня тогда в Палестине. И прежде всего мне хочется обратиться к тем, кто бывал в Святой земле и видел Иордан: согласитесь, какое это глубокое разочарование для нас, выросших на невских берегах, — увидеть вот такого рода мутный ручей. И в этом есть какая-то очень глубокая правда, как неправда есть в том, когда люди уже давно крещёные норовят почему-то погрузиться в этот ручей ещё раз. Действительно, жизнь на Востоке в те времена, а отчасти и сейчас, несла в себе массу таких повседневных бытовых проблем. И одной из этих бытовых проблем была постоянная жара и грязь, смрад и насекомые, которые постоянно сопровождали людей, и при постоянном недостатке воды. Вот почему омовение в этих довольно тяжёлых условиях было столь значимо и желанно: любая, даже мутная, грязная вода помогала человеку смыть с себя ту грязь, которая каждый день оседала на нём. И не было иного пути очиститься, кроме как погрузиться в какой-то, может быть, даже самый что ни на есть неказистый ручей, чтобы омыть себя, чтобы привести себя в какое-то должное внешнее состояние.
Со временем вот эти, действительно очень значимые, очень нелегко достававшиеся водные процедуры, как сказали бы мы сейчас, стали приобретать характер ритуальных омовений, сопровождаться молитвой. И надо действительно перевоплотиться, наверно, в человека той эпохи, чтобы понять, какое элементарное физиологическое удовлетворение испытывал человек, когда в конце тяжёлого азиатского южного пыльного дня он погружался хоть в какую-то воду. И, конечно, естественно, что со временем эти омовения стали символизировать собой очищение человека от внутренней скверны, от внутреннего греха. Вот почему не склонный особенно снисходить к слабостям людским, сам проведший свою жизнь в условиях жесточайшей аскезы Иоанн Креститель придавал такое большое значение ритуальному омовению своих учеников, тех, на самом деле немногих в Израиле, кто готов был последовать за ним, а значит, начать с того, чтобы покаяться в своих грехах.
Это действительно свидетельство нашей готовности омыть себя ещё и духовно. И человек на Востоке очень хорошо ощущал, как действительно целительно может быть не только омовение физической водой, но и, на фоне этого омовения, стремление омыться в сердце своём. Здесь всё было ясно и понятно всем, наверно, кроме самого Иоанна Крестителя, который не мог вот с такой простотой довериться этому обряду, потому что осознавал, что он пролагает путь Тому, Кто будет крестить и креститься как-то иначе, Кто принесёт в этот мир не такое ритуально условное, обусловленное лишь нравственными усилиями самого человека — что, конечно, очень немало, но и не много, — а обусловленное милостью Божией очищение от грехов.
И вот в толпе физически и духовно грязных людей, пришедших к Иоанну Крестителю, оказывается Спаситель. Да, надо полагать, что тело Его было тоже столь же пыльно и грязно, как тела очень многих, кто прошёл какое-то время по палестинской земле, с утра оставив свой дом. Но это был воплотившийся Бог, и душа Его была чиста. Но самое главное, наверно, другое. Вот я хотел бы, чтобы вы обратили на это внимание: впервые Иоанн Креститель увидел в толпе тех, кто шёл за ним, как его ученики, Того, Кто действительно очистился от греха. Это было, конечно, для него великое счастье, но и великое испытание. Вот почему он, вроде бы с точки зрения здравого смысла вполне логично, предлагает Спасителю не входить в воды Иордана: «То есть Ты, конечно, можешь в них войти, чтобы смыть с себя физическую грязь, но они не нужны Тебе как воды покаяния: Тебе не в чем каяться. Это мы должны каяться перед Тобой». И, тем не менее, как мы знаем из Евангелия, Спаситель входит в иорданские воды. Да, можно толковать это достаточно поверхностно: добрый Господь Бог так деликатно вел Себя по отношению к человеку, что сделал вид, что Он тоже грешник. Сначала притворился грешником, а потом притворился кающимися грешником. Но это скорее по части нас, немощных людей, именующих себя христианами: притворяться кающимся грешниками. Господу это было не нужно. Господу нужно было то, ради чего Он пришёл в этот мир: вочеловечиться в полной мере, а значит, объединиться с человеком во всём. От физического непотребства его рождения до физического непотребства его жизни и смерти. До духовного непотребства пребывания даже в аду с грешниками. Через всё это Христос готов был пройти, чтобы никто не мог упрекнуть Его в том, что «этот Бог притворился человеком». Нет, Он, будучи безгрешным, прошёл с человеком все возможные, даже самые страшные страдания в жизни человека, и в этой земной жизни, и в жизни посмертной. И здесь Он не оставляет человека, не оставляет человека вот в этом самом ритуальном омовении. По существу, вступая на путь Своей проповеди, будучи уже зрелым, взрослым мужчиной, Спаситель, погружаясь в иорданские воды, демонстрирует Собой то, что Его проповедь — это будет проповедь не просто Богочеловека. Это будет глубоко человечный разговор Бога с человеком, в котором Бог не только воспримет на себя полноту человеческой жизни, но и в котором для человека откроется полнота Божественного откровения, что, собственно, и происходит в этот момент.
Собственно, явление во Христе Троицы впервые происходит именно тогда, в мутных иорданских водах, в толчее, в суете. Кстати сказать, я думаю, что люди, приходившие к Иоанну Крестителю, подчас внешне напоминали наших зимних купальщиков. Там были не только те, кто хотел изменить свою духовную жизнь, а кто хотел, окунувшись в воды, стать здоровее, почувствовать себя уверенней. Как делают многие из тех, кто сегодня будет кощунственно развлекаться в этот праздник таким вот образом. Там были разные люди. Но там был Христос, Который готов был этим самым разным людям в тот момент впервые явить максимальную полноту Откровения Бога, и это случилось.
Ну а теперь задумаемся над тем, почему же всё-таки именно этот праздник завершает для нас святочный период. Мы пребываем в состоянии того самого Крещения, которое было недоступно Иоанну Крестителю и которое стало возможным после прихода в мир Спасителя, Крещения, действительно очищающего нас от всех грехов многих лет нашей жизни. Более того, совсем ещё недавно мы приобщились к радости праздника Рождества Христова. У нас за плечами немало и Страстных пятниц, и пасхальных радостей. Какое к нам отношение имеет праздник Крещения, который, напомню вам, изначально ведь не отделялся от праздника Рождества, это был один праздник, и человеку гораздо важнее было видеть именно крещенскую, богоявленскую составляющую этого праздника. В конце концов, Рождество Христово хотя и имело к нам отношение, это был праздник Святого семейства. А вот Крещение — это, конечно, прежде всего наш праздник, это праздник нашего рождения в благодати Духа Святого. Но этот праздник прошёл в нашей жизни не один раз. Тем кажется более странным желание людей купаться именно в этот праздник. Мы были крещены когда-то, и это случилось, зачем опять погружаться в воду? Ну, вы сами знаете, как толкуют это сейчас: изгнание злых сил, энергетическая очистка помещений, и так далее, и так далее. Поразительно то, как кощунствуют не только безбожники, но и так называемые верующие. А ведь на самом деле то, что праздник Богоявления происходит в жизни каждого из нас каждый год, — это напоминание нам, а особенно после периода безмятежной святочной радости, о том, что мы вновь вступаем в жизнь, в которой ощутить присутствие Христово может быть даже очень нелегко, в которой начинать каждый день своего бытия мы должны с глубокого осознания того, как необходимо нам очиститься от всё новых и новых грехов, которые настигают нас уже после Крещения. Для этого не надо каждый год креститься заново. Для этого нужно лишь осознать то, что осознавали тогда очень немногие, но всё-таки, я думаю, и немалое число тех, кто шёл за Иоанном Крестителем: что путь ко Христу — это путь большого духовного труда. Эйфория святок проходит очень быстро. И начинается вот эта самая религиозная церковная обыденность, в которой очень легко растерять не только праздничное настроение Рождества и святок, но элементарное видение того, что есть духовная жизнь по существу. И вот эта поразительная, прикрытая разного рода церковно-общественными мероприятиями с разного рода новыми и новыми формами их осуществления, бездуховность является великим испытанием и великим соблазном именно церковных людей. Естественно, мы хотим праздника. Но праздник Богоявления указует нам на то, что любой подлинно церковный праздник — это труд, это подвиг, это подчас мучительное, нелёгкое движение по сухой пустыне обыденной жизни к труднодоступному живительному источнику той воды, которую сегодня мы будем освящать, об освящении которой мы будем молиться, но которая будет совершенно бесполезна для нас, если мы сами не осознаем, что водная стихия — это всего лишь стимул для нас приобщиться к иной стихии — стихии благодати Духа Святого, стихии, обрести которую можно только путём очень долгих и очень трудных, порой мучительных для нас духовных трудов.
Аминь.